Сергей Маркедонов - заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политическогои военного анализа, кандидат исторических наук

21 августа 2008 года исполняется 40 лет с того момента, как войска стран ОВД (Организации Варшавского Договора) вошли на территорию Чехословакии для того, чтобы «стабилизировать» внутриполитическую ситуацию там. Даже проект «социализма с человеческим лицом», инициированный руководством Чехословакии, оказался для государств «социалистического лагеря» слишком либеральным, требующим корректировки в соответствие с пониманием диалектики «не по Гегелю». Тогда многим в мире стало ясно, что социализм советского образца не может иметь человеческого лица. Именно это событие во многом стало «началом конца» для советской гегемонии в Центральной и Восточной Европе.

Однако это же событие было до предела идеологизировано даже не политиками, а восточноевропейскими «творцами смыслов». Во-первых, его стали изображать исключительно, как советско-чехословацкий конфликт. Между тем ответственность за данное событие должны были бы разделить единомышленники «дорогого Леонида Ильича». В частности, такой «либерал» по меркам «социалистического барака», как Янош Кадар, помнивший о событиях 1956 года в Будапеште, еще 2 июля 1968 года принял решение о вводе венгерских войск в соседнюю Чехословакию. В это время в Политбюро ЦК КПСС окончательное решение не было принято. Гораздо более жесткую позицию по «чехословацким товарищам» занимали лидеры коммунистов ГДР Вальтер Ульбрихт и Польши Владислав Гомулка (у которых перед глазами был опыт их стран в 1950-е гг.). И, конечно, нелепо изображать всю Чехословакию, как сторонников курса Александра Дубчека. Там тоже были свои сторонники «стабилизации», которые ждали жестких действий Москвы. Густав Гусак, между прочим, не был политическим одиночкой в тогдашней Чехословакии.

Все эти факты не оправдывают «Брежнева и Ко», но, по крайней мере, позволяют избежать упрощения, согласно которому танки в Праге - это дело даже не только и не столько советских коммунистов, сколько вообще-отличительная черта российской имперской политики.

При таком подходе не делается разницы между Российской империей, СССР и нынешней Россией. «Русские танки в Праге»- вот методологический брэнд, который используется там, где надо и часто там, где это не вполне уместно, для критики российской внешней политики. В этом случае российская политика мыслится, как некая примордиальная данность, неизменная со времен Ермака Тимофеевича и до Дмитрия Анатольевича. Вот как описывает российскую имперскую политику блестящий чешский писатель и мыслитель Милан Кундера в своем романе «Невыносимая легкость бытия»: «Все предшествующие (конечно же, событиям 1968 года - С.М.) действия русской империи совершались под прикрытием тени молчания». Таким образом, не маразматическое Политбюро, ни коммунисты, а «русская империя» (то есть получается и весь народ, который несет ответственность за свою власть) вовлечен в страшные преступления. Кундера перечисляет эти преступления. Здесь и депортации литовцев, крымских татар и убийство поляков. Все эти преступления делались в сталинский период. Встает вопрос, насколько этот исторический опыт следует распространять на всю историю России? Разве не столь ненавистная «русская империя» весьма активно помогла чешскому национально-освободительному движению в его борьбе за независимость от империи Габсбургов? И таких неудобных вопросов можно привести множество. Однако «кундеровская методология» работает. В прошлом году автор настоящей статьи принимал участие в форуме «Россия-Европа» в Вене. На секции по безопасности Черноморского региона, в которой я работал, выступал чешский сенатор Яромир Штетина, не только политик, но известный профессиональный журналист. Свой анализ ситуации в регионе он начал именно с того, что произнес приговор российской имперской политике, поставив ей в вину все, начиная от покорения Сибири, политике в Чечне и события 1968 года. С Абхазией и Южной Осетией сенатор расправился, играючи. Сославшись на свой личный опыт (он видел полковников в камуфляже в кабинете первого абхазского президента Владислава Ардзинбы), он пришел к выводу, что никаких причин для сепаратизма в двух непризнанных республиках Грузии нет. Все это - происки российского империализма. Остается просто позавидовать проницательности чешского сенатора. Ему достаточно увидеть двух или трех полковников, чтобы узнать «всю правду» об Абхазии. И какие же могут быть идеалы национального освобождения, если они ориентированы на Россию? Россия- это же вечная империя.

В этой связи мне вспоминается статья депутата парламента Словакии, политического аналитика Сергея Хелемендика, в которой он вспоминал о своем удивлении конца 1980-х - начала 1990-х гг., когда узнал, что в Центральной и Восточной Европе вдруг все в одночасье стали демократами и борцами за свободу. Как – будто не было агентов «штази», многочисленных сексотов, военных, дипломатов и партийных идеологов, помогавших строить социализм не с самым привлекательным лицом в ГДР, ЧССР, Польше и Болгарии. Однако именно тогда ответственным за все прегрешения была названа даже не советская действительно преступная политика, а историческая Россия. Коммунизм и Россия стали в сознании многих понятиями-близнецами. Следовательно, все те, кто претендовал на освобождение от России (или противостоял ее интересам) были записаны в демократы и либералы, хотя в реальности многие из них ни к тому, ни к другому отношения не имели. Спору нет, наша дипломатия почти ничего не сделала для разделения понятий «коммунизм» и «Россия». Но такую разделительную работу не трудились проделать и интеллектуалы в бывших социалистических, а ныне демократических странах «новой Европы». Эта методология успешно перекочевала в государства СНГ, которые пытаются строить свою легитимность именно на идеях борьбы с имперской оккупацией.

Отождествление России с коммунизмом и империализмом привело к тому, что сегодня события в Южной Осетии сравнивают с подавлением «пражской весны». Этот идеологический брэнд оседлал и грузинский лидер Михаил Саакашвили, который успешно использовал его для убеждения своих сторонников. Интересно то, что политики в самих Чехии и Словакии были не в восторге от подобного рода сравнений. По мнению президента Чехии Вацлава Клауса (кстати, правого политика, то есть более скептического в отношении к коммунистическому периоду), ответственность за военный конфликт в Грузии несет, прежде всего, грузинское политическое руководство. Он выступил 18 августа 2008 года в одной из наиболее популярных чешских изданий газете «Млада Фронта Днес» с тезисом, что «роль грузинского президента, правительства и парламента в развязывании войны в Грузии является бесспорной и роковой». Вацлав Клаус заявил также, что «Чехословакия не атаковала Подкарпатскую Русь, вторжение не было ответом на некую нашу агрессию. А Дубчек - это не Саакашвили. Это невозможно сравнивать». По словам чешского президента, не следует «плыть на модной волне, когда говорят о золотой Грузии и плохой России». Премьер-министр Словакии Роберт Фицо также не видит основы для выстраивания параллелей между августом-1968 в Праге и августом-2008 в Цхинвали. Как говорится, их бы подходы да интеллектуалам в уши!

«Дубчек - не Саакашвили». Хорошо сказано! Точно и емко. Добавим, и не Гамсахурдиа, и не Костава. И антикоммунистическое движение в Чехословакии и национал-диссидентское движение в Грузии - это не одно и то же. В одном случае - это борьба за общечеловеческие ценности, а в другом - стремление к выпячиванию национального «я», откровенный этнический национализм. За что боролись чешские диссиденты в 1960-е годы и после? За демократические свободы, права граждан и открытость миру? За что боролись такие грузинские звезды диссидентского движения, как Звиад Гамсахурдиа и Мераб Костава? За грузинский язык в качестве национального в Конституции 1978 года, за приоритетные права грузин в Абхазии! С какими лозунгами вышли они в период «перестройки», когда появилась возможность реализовать потаенные мысли? С конца 1988 года они стали требовать отмены национальных автономий внутри Грузии. Весной 1989 года они провели серию митингов в Абхазии, где публично называли абхазов «пришельцами» с Северного Кавказа, которым следует «указать дорогу домой».

Знаменитая демонстрация 9 апреля 1989 года шла не столько под антикоммунистическими, сколько под антиабхазскими лозунгами (требовали ликвидации Абхазской АССР). Кстати говоря, лозунг «Грузия для грузин» придумал известный диссидент и политзек Мераб Костава, а его соратник Звиад Гамсахурдиа в 1989 году на митинге в селе Эредви (недавно упоминаемом в сводках боевых действий) назвал осетинский народ «мусором», который надо «вымести через Рокский тоннель». Грузинские диссиденты националисты 23 ноября 1989 года организовали многотысячный марш грузин на Цхинвали, столицу Юго-Осетинской АО, появились первые жертвы. А в это время чешские и словацкие диссиденты переживали «бархатную революцию», начинали уже обсуждать возможный «бархатный развод» двух республик, который потом в 1993 году и стал таковым. В одном случае радикальный этнический национализм привел к войнам (Грузия переживает уже третью войну за 17 лет своей независимости). В другом случае приверженность демократии и общечеловеческим ценностям привела к освобождению от коммунизма, вступление в Европейский Союз и динамичное развитие. Как говорится, у антикоммунизма и диссидентства были разные лица. И далеко не все имели человеческий облик.

В Грузии же «освобождение от коммунизма» совпало с попаданием в другой плен, националистический. 11 декабря 1990 года Верховный Совет Грузии (в котором доминировали уже не коммунисты, а сторонники националистических сил) принял решение об отмене югоосетинской автономии. Почти одновременно власти Союза ССР объявили о режиме ЧП в югоосетинской автономии, а грузинское руководство начало блокаду Южной Осетии. Внутренние войска МВД СССР уходят 6 января 1991 года в казармы из Цхинвали, в город входит шеститысячный отряд грузинских боевиков, появляются жертвы среди мирного населения. Через три дня 9 января 1991 года Звиад Гамсахурдиа (26 мая 1991 г. избран президентом Грузии) призвал «защитить грузинскую землю от агрессии осетин и русских». 26 января 1991 года начинаются обстрелы Цхинвали, они продолжались полтора года. Тогда, а не 8 августа 2008 года начиналась грузино-осетинская трагедия. Но, убаюкивая себя тем, что у власти в Тбилиси были сначала диссиденты, потом «разрушитель Берлинской стены», и, наконец, «молодой юрист, получивший образование в США», многие восточноевропейские интеллектуалы не поняли, что борьба против «большой империи» не должна стать карт-бланшем на локальные войны и торжество радикал - националистических лозунгов на практике.

Отсюда вывод напрашивается сам собой. Не все то, что против коммунизма и «российской экспансии» было демократией и является таковой. Сам по себе распад Советского Союза не мог стать торжеством свободы. Стремление национальных республиканских элит получить для себя по персональной ковровой дорожке и по флажку перед зданием ООН еще не были достаточной предпосылкой для того, чтобы преодолеть советской коммунизм. Напротив, там, где русофобия была минимальной, успехи в трансформации социалистической системы в рыночную и демократическую модель более ощутимы. Те же страны, которые отказались от противостояния с «русским медведем», как от смысла политического бытия, только выиграли. Пора, наконец, понять, что Россия - не исторический уникум. Как и любая страна, она действовала и имперскими методами (а что так не делали Австро-Венгрия, Франция времен Наполеона или Оттоманская Порта?) и прибегала к реальной политике (как - будто бы Мюнхенский сговор- дело рук России!?). Но, как и любая страна, Россия имеет право на отстаивание своих интересов в конкретных исторических обстоятельствах. И именно эту конкретику надо сегодня рассматривать без ссылок на Ермака Тимофеевича, генерала Ермолова или сталинские депортации. События истории, конечно, следует знать и более того, за них России нужно нести ответственность.

Но когда, сегодняшнюю грузинскую политику начинают оправдывать ссылками на «оккупацию 1921 года», Кавказскую войну, нарушение Россией Георгиевского трактата 1783 года или сравнением нынешней ситуации с «Пражской весной, это, по меньшей мере, сомнительно./Центр политических технологий